Понятие "лакуна"в современной лингвистике
Большинство исследователей при рассмотрении расхождений, как в языках, так и в культурах предпочитают термин лакуна (от лат. lacuna - углубление, впадина, провал, полость; от франц. lacune - пустота, брешь). “Советский энциклопедический словарь” под ред. А.М. Прохорова [М., 1981] дает следующее определение лакуны применительно к лингвистике и литературоведению: “пробел, пропуск, недостающее место в тексте”. Такое же определение лакуны как филологического термина находим и в “Словаре иностранных слов” [М., 1984].
Канадские лингвисты Ж.П. Вине и Ж. Дарбельне, которые первыми ввели в научное употребление термин лакуна, определяют его как “явление, которое имеет место всякий раз, когда слово одного языка не имеет соответствия в другом языке. "Сходное понимание лакуны мы находим у Ю.С. Степанова”, - пишет В.Л. Муравьев, который, в свою очередь, определяет лакуну как “недостающее в данном языке слово другого языка”. Далее он уточняет: “...мы будем считать лакунами лишь те иноязычные слова (устойчивые словосочетания), которые выражают понятия, не закрепленные в языковой норме данного языка и для передачи которых в этом языке требуются более или менее пространные перифразы - свободные словосочетания, создаваемые на уровне речи” [200, С. 3, 6]. Например, фр. éditorialiste, échangiste, chaperon не имеют в русском языке лексических эквивалентов и могут быть выражены свободными словосочетаниями: “тот, кто пишет передовые статьи в газете”, “тот, кто обменивается” (например, квартирами), “пожилой человек, сопровождающий девушку в целях ее безопасности или приличия”. Указанные французские слова в русском языке являются лакунами. Напротив, слова ровесник, однолюб могут быть пояснены по-французски лишь на уровне речи при помощи свободных сочетаний слов: “qui a le m
me 
ge”, “qui n'aime qu une fois” и потому являются лакунами во французском языке.
В.Г. Гак объясняет лакуны как “пропуски в лексической системе языка, отсутствие слов, которые, казалось бы, должны были присутствовать в языке, если исходить из его отражательной функции (т.е. его задачи обозначать явления объективной действительности) и из лексической системы языка” [55, С. 261]. Этот исследователь считает лакунами отсутствие слова для обозначения понятий, которые в данном обществе существуют и имеют особое словесное обозначение в другом языке. Классический пример подобных лакун во французском языке по сравнению с русским - отсутствие слов, равнозначных русским сутки, кипяток.
В.И. Жельвис дает удачную, на наш взгляд, формулировку: “Используя терминологию В. Дорошевского, можно сказать, что лакуны - это то, что в одних языках и культурах обозначается как "отдельности", а в других не сигнализируется, т.е. не находит общественно закрепленного выражения” [92, С. 136].
Он же (в соавторстве с И.Ю. Марковиной) толкует это понятие следующим образом: “...под лакунами подразумеваются несоответствия, возникающие при сопоставлении понятийных, языковых и эмотивных категорий двух локальных культур” [94, С. 194].
“Если в одном из языков лексическая единица отсутствует, - отмечает И.А. Стернин, - то говорят о наличии лакуны в данной точке лексической системы этого языка; в языке сопоставления соответствующая единица оказывается безэквивалентной (т.е. единице одного языка не соответствует ни одной единицы другого языка). К примеру, в русском языке выявляются безэквивалентные для немецкого языка единицы автолюбитель, проводник, квартал, сутки, агентура, маячить, кипятиться, серебриться; с другой стороны, в русском языке обнаруживаются лакуны “брат и сестра, вместе взятые” (ср. Geschwister), “утолщенная часть бутылки” (ср. Bauch (der Flasche)) и др. [285, С. 24, 36].
Совместно с З.Д.Поповой тот же исследователь формулирует понятие лакуны таким образом: “В результате неполной эквивалентности денотативных семем разных языков создается такое явление как лакуна: отсутствие в одном из языков, сопоставляемых между собой, наименования того или иного понятия, имеющегося в другом языке”. Так, не имеют эквивалентов во французском языке русские слова кефир, пирожки, квас, оладьи, валенки, лапти и др.; нет соответствия широкому кругу фольклорной лексики - тужить, сизый голубочек, чудо-юдо, лапушка и др.; в английском языке нет эквивалентов русским словам форточка, путевка, больничный лист, профтехучилище и др. [237, С. 71].
“Под лексической лакуной мы понимаем отсутствие в системе языка слова, несущего понятие, эквивалентное понятию языка сравнения”, - считает Б. Харитонова [320, С. 34].
О.А. Огурцова предлагает свое рабочее определение: “Лакуна - слово, словосочетание (как свободное, так и фразеологическое), грамматическая категория, бытующие в одном из сопоставляемых языков и не встречающиеся в другом сопоставляемом языке” [219, С. 79].
Н.И. Конрад, Ю.А. Сорокин, И.Ю. Марковина употребляют термин лакуна в широком смысле, относя сюда все явления, требующие дополнительного пояснения при контакте с иной культурой. Указанные исследователи считают целесообразным и методологически оправданным применение этого термина при сопоставлении не только языков, но и некоторых других аспектов культуры.
С одной стороны, такое расширение понятия лакуна опирается на реально существующую тесную взаимосвязь языка и культуры; с другой, - выявление наряду с языковыми лингвокультурологических и культурологических лакун может, по мнению этих авторов, способствовать установлению некоторых конкретных форм корреляции языка и культуры. “Лакуны в самом общем понимании фиксируют то, что есть в одной локальной культуре, и чего нет в другой”, - считает И.Ю. Марковина [188, С. 47]. По мнению Н.И. Конрада, лакуной следует считать некоторую совокупность текстов, требующих внутритекстовой и внетекстовой интерпретации [150, С. 150 - 173].
Ю.А. Сорокин утверждает, что “...художественная литература может быть рассмотрена как совокупность совпадений и расхождений (лакун), требующих интерпретации и являющихся способом существования смыслов (реализуемых через представления), традиционно функционирующих в той или иной локальной культуре”. Иными словами, по мнению исследователя, “...лакуны есть следствие неполноты или избыточности опыта лингвокультурной общности. Лакуны есть явление коннотации, понимаемой как набор традиционно разрешенных для данной локальной культуры способов интерпретации фактов, явлений и процессов вербального поведения” [269, С. 123]. Он же в соавторстве с И.Ю. Марковиной уточняет: “Все, что в инокультурном тексте реципиент не понимает, что является для него странным, требует интерпретации, служит сигналом присутствия в тексте национально-специфических элементов культуры, в которой создан текст. Такие элементы мы называем лакунами” [270, С. 37].
Методологический характер, на наш взгляд, имеет замечание В.Л. Муравьева, о том что “лакуны необходимо исследовать не только в синхронном плане, но и с точки зрения исторического развития”. Это положение может служить “точкой отсчета” - самым общим, основополагающим критерием классификации всего многообразия лакун, которые, по мнению этого автора, “отнюдь не являются раз и навсегда установившейся категорией, но эволюционируют вместе с развитием лексики языка и его бытовых понятий” [200, С. 23].
Принципиально важным является разделение лакун на лингвистические и экстралингвистические (культурологические). Промежуточное положение занимают лингвокультурологические лакуны. Лакуны, выявляемые при сопоставлении языков или единиц внутри языка, называются языковыми, или лингвистическими: они и обнаруживают расхождения (пустоты, бреши, пробелы, провалы) между единицами сопоставляемых языков (межъязыковые лакуны) или единицами (реальными и потенциальными) внутри одного языка (внутриязыковые лакуны). Предметом внимания в нашем исследовании являются в основном внутриязыковые (интраязыковые) лакуны.
Культурологические лакуны обнаруживаются при анализе и фиксации несовпадений в культурах, которые отражаются, как правило, в языке носителей этой культуры в процессе коммуникации.
Все многообразие синхронических групп лакун, в свою очередь, можно разделить на два основных типа. Синхронические лакуны первого типа сравнительно легко выявляются в двуязычной (или полиязычной) ситуации при сопоставлении лексических или грамматических систем двух языков или семантических полей и слов, отражающих особенности психического восприятия мира и культуры в целом ряде языков. Это и есть наиболее изученный и довольно подробно описанный в отечественной лингвистике тип межъязыковых (интеръязыковых) лакун (Ю.С. Степанов, В.Л. Муравьев, В.И. Жельвис, В.Г. Гак, А.И. Белов, И.А. Стернин, З.Д. Попова, Ю.А. Сорокин, И.Ю. Марковина, Л.С. Бархударов, Л.А. Леонова, О.А. Огурцова и др.).
Лакуны обнаруживаются и в одноязычной ситуации, когда в рассматриваемом языке отсутствует слово для обозначения реальной предметной ситуации, хотя потенциально оно могло бы существовать в лексической системе данного языка. Например, в русском языке есть слова, означающие концепт “сообщение о негативных фактах” (жалоба, донос), но нет обозначения для сообщения о положительных фактах; представлен в лексической системе концепт “заочно передаваемая негативная информация” (сплетни, слухи), но не обозначен концепт “заочно передаваемая положительная информация”. Лакуны не стали пока предметом должного внимания отечественных лингвистов, хотя, несомненно, это широко представленная в языке лингвистическая реальность.
В чем же лингвистическая сущность явления лакунарности? Отвечая на этот вопрос, следует исходить, на наш взгляд, из семиотической природы языка в целом и слова как языкового знака, обладающего идеальной (обозначаемое) и материальной (обозначающее) сторонами. “В плане выражения слово - лексема, в плане содержания - семема. Под лексемой, таким образом, нужно понимать лишь звуковую оболочку слова, под семемой - его содержание” [295, С. 30].
“Идеальная сторона лексической единицы соотносительна с одним из явлений психического ряда: ощущением, восприятием, представлением, понятием” [302, С. 17]. Неоднократно отмечалось, что понятие на какой-то ступени образования может вообще не быть связано со словом. И.А. Стернин, например, вслед за Н.И. Жинкиным, Л.С. Выготским, А.Р. Лурией, И.Н. Гореловым, А.А. Леонтьевым, А.А. Залевской и др. утверждает, что ...в настоящее время можно говорить о трех принципиальных разновидностях мыслительных образов (концептах): представлениях (обобщенных чувственно-наглядных образах предметов или явлений), гештальтах (комплексных функциональных структурах, упорядочивающих многообразие отдельных явлений в сознании) и понятиях (мысли о наиболее общих, существенных признаках предмета или явления, результате их рационального отражения). При этом понятия формируются на базе анализа представлений и гештальтов путем извлечения из них существенных признаков [280].
Как отмечает И.С.Торопцев, “объективная действительность, привлекшая внимание разума человека, - объект - оказывается с человеческим мозгом в отношениях отражения. Отражаемым является объективная действительность, отражающим - мозг человека” [302, С. 58]. Таким образом, содержание лакуны - “объект - та часть объективной действительности, с которой субъект вступил в практическое и познавательное взаимодействие и которую субъект может выделить из действительности в силу того, что обладает на данной стадии развития познания такими формами предметной и познавательной деятельности, которые отражают какие-то характеристики данного объекта” [167, С. 24].
Это фактически подготовка идеального содержания к несколькословному объективированию, отсутствие плана выражения, за которым уже стоит какой-то кусочек осмысленной реальности, так или иначе привлекший внимание говорящего, но еще не обозначенный им даже описательно, когда мышление осуществляется на так называемом универсальном предметном коде независимо от знаков языка, что убедительно показано Н.И. Жинкиным: внутренняя речь, связанная с мышлением, осуществляется не на базе внешней речи, а на основе предметно-схемного внутреннего ее кода, имеющего природу представления.
Рано или поздно субъект не удовлетворится отражением привлекшей его внимание экстралингвистической ситуации в пределах внутренней речи, “не способной, - как справедливо указывает Н.И. Жинкин, - на глубину мышления” [95]. От представления субъект непременно перейдет к абстракции, которая протекает на речевой основе с помощью описательного сочетания слов на базе синтаксической объективации (В. Гумбольдт, Ф.И. Буслаев, Н.В. Крушевский, И.И. Лось, В.М. Богуславский, Д.П. Горская, Я.А. Пономарев, П.С. Попов, И.С. Торопцев). Последний, опираясь на указанных исследователей, уточняет: “Специфика синтаксической объективации не в соединении идеального с материальным, а в возникновении идеального содержания, из которого в дальнейшем может быть сформирована идеальная сторона будущей лексической единицы” [302, С. 67].
По нашему мнению, это и есть лакуна - синтаксически объективированное идеальное содержание типа понятия, представления или гештальта, входящее в суждение и представленное либо а) громоздким словосочетанием, либо б) компактным сочетанием, либо в) развернутым описанием, “которое развернуто не для того, чтобы наиболее полно определить нечто известное, а за неимением подходящего понятия” [92, С. 140]. Например, недавно вступивших в брак называют словом молодожены, о супругах же, давно состоящих в браке, говорят “те, которые прожили в браке столько-то лет” или “они давно женаты”. В данном случае мы имеем дело с лакуной - отсутствием однословного наименования для общеизвестной реалии.
Как видим, при отсутствии в языке соответствующей лексической единицы она в случае коммуникативной необходимости компенсируется на уровне синтаксиса, расчлененно. Иными словами, наиболее распространенная внутриязыковая лексическая лакуна - это смысловое содержание до его объективации в новом слове, когда отсутствует сцепление идеального с материальным (звуковой оболочкой), т.е. в виде несколькословного наименования, которое рано или поздно станет (и обычно становится) семантической базой, “трамплином”, “стартовой площадкой” лексической объективации.
Заметим, что в большинстве случаев “бытие” лакуны в ее “эмбриональном” (лексически дообъективированном) состоянии можно проследить лишь опосредованно, “отзеркаливая” от того, что уже имеется в речевой практике носителей языка: в ходе словопроизводственного процесса происходит выделение из синтаксически объективированного идеального содержания части, равной понятию и подлежащей лексическому объективированию: “породы лиственных деревьев, теряющие листья осенью и потому называемые черным лесом”.
При отборе материала для лексической объективации носитель языка подвергает доработке синтаксически выраженное содержание, оформляя его по шаблонам ономасиологического контекста. Ср.: “Совокупность пород лиственных деревьев, теряющих листья осенью и потому называемых черным лесом” (чернолесье). Это убедительно показала А.А. Исаева на материале собирательных имен существительных: “совокупность недавно появившихся на свет молодых животных или растений” (молодь), “совокупность тополей” (топольник), “совокупность шкур животных, идущих на мех” (пушнина) и др. Указанные примеры наглядно демонстрируют процесс элиминирования (в данном случае - заполнения) лакун [131, С. 67].
Общепризнано, что синтаксические единицы, за некоторым исключением, не воспроизводятся, а создаются по мере необходимости и распадаются, когда минует в них надобность. Поэтому описательный способ хранения понятия (лакуна) менее предпочтителен, чем лексическая единица. Ю.С. Маслов не считает знаками языка предложения, свободные словосочетания и окказиальные слова, в то время как любой знак языка есть величина стандартная, т.е. многократно повторяющаяся в текстах. Свободные словосочетания, будучи синтаксическими единицами, распадаются по окончании акта общения [191, С. 123].
Вот почему лакуны следует считать пограничным явлением: они существуют (обнаруживаются) в языке, реализуя свое содержание в речи. В.Г. Гак заключает поэтому, что “словосочетание в обоих языках выступает как "запасной способ" наименования, компенсирующий недостаток словообразовательных средств” [55, С. 238].
Лакуны создают неудобства в речевой практике. Не случайно носители языка стремятся избавиться от расчлененного обозначения реалии, пытаясь однословно выразить какое-либо идеальное содержание, лишенное до поры лексической оболочки. Это универсальное явление характерно для всех языков. Так, О.С. Ахманова и И.Е. Краснова отмечают присущую англичанам “тенденцию к выражению любой мысли, сколь бы сложна она ни была, в пределах одного слова, которое, по мнению носителей языка, обладает гораздо бóльшими содержательными и экспрессивными возможностями, чем словосочетание. В основе создания очень многих производных и сложных слов английского языка лежит бессознательная уверенность в том, что сказанное многими или несколькими словами никогда не бывает столь же убедительно, ярко, емко, никогда не передает так полно и глубоко всю мысль, как сказанное одним словом” [8, С. 39].
Это в полной мере можно отнести и к русскому языку, носители которого, также подчиняясь универсальному закону речевой экономии, стремятся ликвидировать лакуны, что служит толчком к тому, чтобы создать промежуточное несколькословное наименование, а в идеале - отдельное слово. Имплицитным признанием этого объективного и широко распространенного в нашем языке явления можно считать замечание Л.В. Щербы по поводу такой особенности речевой деятельности, как “образование новых слов и словосочетаний” [351].
Именно феномен лакунарности сохраняет наш язык “живым как жизнь”. “Постепенная архаизация определенной части словарного состава, - указывает Э.В. Кузнецова, - органически сочетается с его непрерывным (в наше время - бурным) пополнением новыми словами - неологизмами. Неологизмы обычно не задерживаются на периферии, а выходят в широкий оборот, ибо их появление в большинстве случаев продиктовано насущными общественными потребностями” [162, С. 161. Приведенные этим известным лексикологом данные (по материалам ежегодников “Словарные материалы”) о появлении новых слов, заполнивших ранее существовавшие в языке пустоты, ошеломляют своими масштабами и динамизмом: 1977 г. - 1100 неологизмов, 1978 г. - 2300, 1979 г. - 2700, 1980 г. - 2700, 1981 г. - около 5000.
В словаре “Новые слова и значения”, отражающем 70-е гг. развития русской лексики, содержится 5,5 тыс. неологизмов, в т.ч. таких как луноход, универсам, разнопоиск, автоответчик, газомобиль, генная инженерия. В “Словаре новых слов русского языка (середина 50-х - середина 80-х гг.)” приводится 10 тыс. слов и около 230 фразеологизмов. Новыми здесь представляются слова беспредел, бомж, офис, рыночная корзина, спонсор, шоппинг и др. Такие словари в ряде случаев убедительно демонстрируют наличие лакун в лексической системе языка и темпы их элиминирования на современном этапе его развития.
Обобщая понимание лакун различными авторами (Ю.С. Степанов, В.Л. Муравьев, Л.С. Бархударов, Р.А. Будагов, Г.Д. Гачев и др.), Ю.А. Сорокин и И.Ю. Марковина выделяют следующие основные признаки лакун: непонятность, непривычность (экзотичность), незнакомость (чуждость), неточность (ошибочность). Признаки лакун и не-лакун могут быть представлены в виде следующих оппозиций: непонятно - понятно, непривычно - привычно, незнакомо - знакомо, неточно/ошибочно - верно [270, С. 37].
(Быкова Г.В. Лакунарность как категория лексической системологии. - Благовещенск, 2003)
